Прошлый год в России был Годом театра, однако для артистов, режиссеров, мастеров закулисья и поклонников этого вида искусства каждый год является годом театра. Но есть в году один день, когда все они признаются театру в особой любви, – это Международный день театра, который отмечается сегодня, 27 марта. Корреспондент PRIMPRESS поговорил о театре, о некоторых особенностях актерской профессии и не только с актрисой, которую знают и любят многие приморцы, – с заслуженной артисткой России Ларисой Белобровой.
- Лариса Дмитриевна, какие факторы повлияли на выбор актерской профессии?
– Как-то так сложилось, что я в детстве чем только не занималась: пением, фигурным катанием, цирком, бальными и народными танцами. В моей жизни также была музыкальная школа. И, знаете, было ощущение, как будто кто-то за руку вел.
Я не хотела уезжать от родителей, потому что поступать в Москву едут очень многие девочки из периферийных городов, такие же, как и я. Все они хотят быть артистками или певицами. А я решила остаться и поступать здесь. Очевидно, что там конкурс на место значительно выше, а это значит, что поступить здесь гораздо больше шансов. Вот как-то так сложилось все само собой.
- Для многих театр начинается с вешалки. А для вас театр им. М. Горького с чего начался? Помните ли свои первые роли? Как это было?
– Конечно, помню. Я пошла работать в то время, когда еще училась на четвертом курсе. Это был спектакль «Колея», первая действительно серьезная и сложная работа. Его ставил Анатолий Владимирович Бугреев. Там играла Татьяна Михайловна Данильченко, Лев Калекин и я. Это история об одинокой женщине с двумя детьми: по жанру, наверное, между лирической драмой и трагедией. Я играла дочь этой женщины. Помню, что танцевала там нижний брейк: как раз в то время это было очень модно. А чуть раньше меня пригласили заменить кого-то: и я играла Василису Прекрасную. Это была сказка. Получается, что театр начался у меня с Василисы Прекрасной. Было очень интересно работать с такими мастерами!
- Как за время работы в театре менялось ваше отношение к профессии и менялось ли?
– Говорят, что на первый курс театрального факультета поступают народные артисты, а оканчивают – просто студенты. Это все потому, что, когда поступаешь, тебе кажется, что ты уже звезда. А потом преподаватели сбивают с тебя эту золотую пыль, и ты становишься студентом, который боится на сцене шаг сделать. Но хорошо, что Ефим Семенович уже тогда брал артистов целыми курсами в массовку – тех, кто учился в академии искусств. И мы уже не боялись здания, чуть-чуть еще тряслись на сцене. Происходило привыкание. Была еще какая-то такая робость или страх перед опытными артистами – они казались такими заоблачными мэтрами, а ты еще реально был ничем.
Когда ты работаешь, ты приобретаешь опыт, ты уже знаешь каждый уголочек этой сцены. И если все хорошо, то ты уже начинаешь наслаждаться процессом. Как говорил великий: «Даже умирая, ты должен наслаждаться тем, как ты играешь».
- Помогает ли ваш жизненный опыт в создании образов?
– Артист не может достоверно сыграть того, чего он не знает, чему не сопереживает или чего не пережил. То есть если ты когда-то что-то пережил – это замечательно. Неважно, хорошее или плохое: я все равно скажу, что замечательно, потому что это опыт. Если ты не переживал этого, но тебе нужно это сыграть, ты обращаешься к книгам и к кинематографу. Или бывает так, что ты уже размяк, как кусок пластилина, или являешься человеком с настолько тонкой душевной организацией, что, еще читая пьесу, начинаешь сострадать, сочувствовать или радоваться вместе с героями. И хорошему артисту, реально сострадающему, не технарю (хотя техника – это тоже прекрасная вещь) для начала все нужно почувствовать по правде. А потом уже можно перейти к технике, чтобы каждый раз не рвать сердце на сцене. Но для начала ты должен понять: если не поймешь, то зритель, который это пережил, скажет: «Не верю». Поэтому жизненный опыт помогает.
Бывает так, что при чтении пьесы, как я говорю, «тебя где-то дергает». Так организм реагирует: слеза потекла или нос зачесался. Другой, скажем, читает, и его ничего не затронет. А ты почему-то в том или ином месте зацепился. Орган восприятия считал ту или эмоцию. Ты находишь причину и запоминаешь это место. Таким образом выстраивается роль. Ты сможешь передать только то, что тебя цепляет.
- Какие чувства вы испытывали, когда по каким-то причинам спектакль снимали из репертуара? Привязанность к образам – она существует?
– Есть спектакли, которые ты очень любишь, есть спектакли, которые любишь (меньше), а есть спектакли, которые идут уже давно, и ты приходишь на них реально как на работу, как бы это смешно ни звучало. Но есть спектакли, которые остаются в памяти, в сердце. Не знаю, то ли это действительно привязанность, или как-то ты их трудно репетировал, или просто очень хорошая тема, как, например «Иванов», который мы играем 25 лет. Был еще очень давно такой спектакль «Родственники». Он был снят из репертуара в то время, когда я только начала работать в театре или незадолго до этого. Он тоже шел очень много лет. Это был очень легкий спектакль, очень современный по тем временам, про жизнь советского человека. А тут Чехов – классика… Если его снимут, то нам всем, наверное, будет очень печально. Мы с ним попрощаемся, но при этом будем помнить, потому что почему-то все мы его очень любим. Вот так бывает.
- Есть ли желание попробовать себя в амплуа режиссера или педагога как мастера, передающего свои профессиональные знания и опыт будущему поколению артистов?
– В роли преподавателя я боюсь, потому что мне кажется, что в этом нужно очень глубоко разбираться… Не знаю… Когда я училась в школе, то на театральных неделях пробовала ставить спектакли. Если говорить о настоящем времени, то я все как-то больше придумывала какой-то интерактив, если, к примеру, у кого-то день рождения, что-то организовывала.
Вроде бы кажется, что когда тебе уже 55, то ты можешь поставить что-то театре. Но на самом деле нет, это не так. Режиссер – это целая отдельная профессия, когда ты должен понимать, что такое сцена, что такое пространство сцены, как его не «пережать», чтобы все было сбалансировано и прочие технические вещи. Я уже не говорю о том внутреннем наполнении, которое должны нести актеры. Это целая отдельная профессия. С детьми, быть может, и можно было бы что-то на какой-то площадке попробовать, а в театре, конечно, страшновато. Не мое. Я человек подчиняющийся. Могу, конечно, сопротивляться, но преимущественно подчиняюсь.
- Чем, на ваш взгляд, могут быть полезны артисту современные информационные технологии? Или они вредны?
– Это как со многими вещами: все хорошо и полезно в меру. Сейчас это Интернет, потом, вероятно, появится что-то еще. Тут очень важно понимать, как ты к этому относишься. Интернет полезен с точки зрения той информации, которую ты можешь получить. К примеру, сейчас очень легко можно узнать, как та или иная актриса играла какую-то определенную роль: бери и смотри. А раньше мы на каникулах летали в Москву, жили в общежитиях театральных вузов и ходили на спектакли.
Конечно, это огромная помощь! Но есть еще такой момент: мы же повторяем это, как обезьянки. Это происходит на каком-то подсознательном уровне, и в этом, конечно, есть некоторая опасность. Многое зависит от твоей личной восприимчивости. Ведь можно взять и полностью снять роль, а можно адаптировать это под себя. Поэтому все нужно дозировать.
- Говорят, что театр – это большая семья. Как вы это ощутили на себе? В чем это проявляется?
– В данном случае это про наш театр: он был и остается одной большой семьей. Театр имени Горького – это репертуарный театр, а сейчас от них стараются уходить, потому что это все страшно тяжело в современных условиях: надо содержать труппу, платить зарплату. Иными словами, те режиссеры, которые держат репертуарные театры, – огромные молодцы и большие герои. Это Звеняцкий, это художественные руководители театра молодежи и драмтеатра ТОФ и другие, которые есть в стране. Не каждый день приходят люди, которые дают деньги на какие-то постановки, не всегда местные власти в состоянии поддерживать театры.
Театр им. М. Горького – это действительно семья, и во многом это заслуга родителя, потому что все в семье только от родителей. В данном случае родитель – это Звеняцкий. Он смог как-то создать в театре особую атмосферу, а дальше это уже идет по накатанной.
К примеру, у нас недавно очень роскошно прошла премия имени Вадима Мялка, и молодые артисты подготовили нам чудесный капустник. Мы смотрели, хохотали, посрывали голоса, поотбивали руки. Они очень большие молодцы! Я очень сильно порадовалась за актеров и актрис, особенно за тех, кто только недавно поступил в труппу.
Читайте также:
