Сегодня, 19 марта, военнослужащие, ветераны и гражданский персонал подводного флота России отмечают День моряка-подводника. Праздник этот появился в 1906 году, когда подводные лодки по приказу императора Николая II были включены в классификацию военного флота Российской империи.
Корр. PRIMPRESS побеседовал с ветераном советско-японской войны 1945 года, капитаном I ранга в отставке и в прошлом командиром подводной лодки Владимиром Леонтьевичем Майстером.
- Владимир Леонтьевич, расскажите, как вы оказались на Дальнем Востоке?
- В 1923 году я родился в Иркутске. В 1941 году, 25 мая, я с отличием окончил десятилетку. Пошел прогуляться по городу и увидел транспарант «Молодежь – на военные корабли!» Мне нравилась морская тематика, я читал Станюковича и Джека Лондона, но тогда не думал, что свяжу с этим жизнь. К транспаранту прилагался перечень военно-морских училищ, в которые можно поступить. В списке было Ленинградское военно-морское училище имени Дзержинского. Оно готовило инженеров-механиков для Военно-морского флота. Я решил попробовать, подал заявление. Это было в конце мая 1941 года. Иркутск тогда был провинциальным городом с населением 250 тысяч человек. Вызов в Ленинград пришел в середине июня. Я прошел медкомиссию в Иркутске и с трудом взял на 23 июня билет на боковую полку.
22 июня началась война, а на следующий день я уехал из Иркутска с надеждой поступить в Ленинградское училище. Поезд по этому маршруту обычно шел четверо-пятеро суток, я добрался за десять дней. 3 июля 1941 года я вышел на Вокзальную площадь и увидел расклеенную речь Сталина о том, что вероломное военное нападение гитлеровской Германии, начатое 22 июня, продолжается. Над Ленинградом – аэростатное заграждение, люди заклеивали окна. Очень многие выезжали с чемоданами, чувствовалось, что люди быстро собирались. Тогда я не сообразил, что это уже эвакуация. Приехал в училище и был зачислен курсантом.
Поскольку учебного процесса еще не было, нас задействовали в том, что мы рыли щели в Александровском саду – как раз перед училищем. Примерно 16 июля – построение курса, где был зачитан приказ о том, что 200 человек поедут учиться во Владивосток. В этом списке была и моя фамилия.
Оказывается, перед войной было принято решение закрыть ТОВВМУ, а курсантов перевести в Баку. Когда на западе началась война, было принято мудрое решение оставить училище на востоке. Его оставили, а набора не было. 200 курсантов перебросили из Ленинграда. Так волею случая я остался во Владивостоке.
Выпускать нас должны были в середине июня или июля 1945 года. Но после Ялтинской конференции, которая прошла в феврале 1945 года, Сталин пообещал, что через три месяца после окончания войны на западе мы вступим в войну с Японией. В этой связи нам сократили учебную программу на три месяца и выпустили нас 30 марта 1945 года. Сделали это, чтобы мы, молодые лейтенанты, перед войной с Японией хоть немного вошли в курс дела.
Училище я окончил с красным дипломом и был назначен в Совгавань помощником командира - штурманом на ПЛ М-46. Как выпускник с красным дипломом, имел право выбора флота: я мог сказать, что хочу служить на Черноморском флоте или на Балтике, но таких желаний я не изъявил. Остался здесь и отслужил 34 года.
- Расскажите, почему вы решили стать моряком-подводником?
- Шла война, и при распределении нас не спрашивали, куда мы хотим, учитывалось только одно – желание служить на подводной лодке. У меня такое желание было. Во время практики мне больше понравилось на подводной лодке и, честно говоря, совсем не понравилось на корабле. О своем решении я не жалею. Надводный корабль, особенно большой, – это казарма в моем понимании. А на подводной лодке этого не чувствуется. На крейсерах по 500-1000 человек экипажа. На современном крейсере «Адмирал Кузнецов» - 4000 человек. А на подводной лодке – меньше. Я начинал службу на «Малютке», там экипаж 18 человек. На средних лодках – где-то 40-50 человек личного состава. На атомных лодках - 100-120 человек. За время месячной практики, которую мы проходили после третьего курса, мне понравилась дружба и сплоченность экипажа. Офицеры, с которыми я сталкивался, более демократично подходили к курсантам. Чувствовалась романтика.
- А развит ли был в 45-м году подводный флот на Дальнем Востоке?
- К началу Великой Отечественной войны на Тихоокеанском флоте было уже 85 подводных лодок. А к началу войны с Японией – 78. Подводный флот был здесь очень мощный.
- Как складывалась ваша карьера после окончания советско-японской войны?
- Первые четыре года я прослужил в Порт-Артуре на «Малютке», а после меня отправили служить старшим помощником на «Щуку» - среднюю подводную лодку. Там я служил до 1950 года. А потом был отправлен на подводные классы, после которых пришел во Владимир и был еще полтора года старшим помощником, а затем – командиром лодки.
- Вы обмолвились о том, что в службе на подводной лодке присутствует особая романтика. В чем она заключается?
- Если лодка идет в надводном положении, то особой романтики не чувствуется. А под водой другое дело: с внешним миром ты связан через перископ, находишься на глубине, лодка в подводном положении по-особому управляется – это довольно экзотично. Конечно, я не все время ходил и восхищался. Ко всему привыкаешь, это ведь работа. А потом я служил какое-то время в крупных штабах подводных сил, это очень много значило для моей личной подготовки.
Например, я четыре года прослужил на оперативной работе в Штабе подводных сил Тихоокеанского флота. Работа интереснейшая и престижная. У нас был легендарный командующий подводными силами – очень эрудированный человек, он меня очень многому научил. Я возглавлял оперативную группу.
Ежегодно командующий подводными силами проводил сбор командиров соединений. Это были сборы тактического плана, проигрывались моменты, связанные с использованием подводных лодок во время войны: преодоление противолодочных рубежей, преодоление атак, действия в завесах и тактических группах. Все это командующий проигрывал с командирами соединений, чтобы они этот опыт передавали командирам подводных лодок. И все это приходилось готовить моей группе.
Несколько раз в год проводились учения с участием большого количества подводных лодок. Во время учений выходили до тридцати лодок одновременно – это почти половина подводного флота ТОФ. Дважды мы готовили выход до тридцати подводных лодок в океан, моя группа принимала участие в подготовке. Большая часть работы ложилась на оперативную группу. Это было интересно, сложно и ответственно, потому что мы готовили все распоряжения для подводных лодок, которые были в море. Часто говорят, что в штабе служить – это просто бумажки перебирать. Не так это и просто на самом деле. Ведь это не бумажки, а оперативные планы.
- А с какими трудностями сталкивался личный состав подводной лодки?
- Нехватка кислорода при длительном нахождении под водой – это трудности профессии. Конечно, они откладывают отпечаток на здоровье, но служба есть служба.
Сейчас срок службы – один год. А тогда получилось, что добрая половина экипажа призывалась в 37-38-х годах. В 41-42-м они должны были увольняться, но началась война, и их оставили. Уволили их не в 45-м, а в октябре 46-го года, потому что началась холодная война. И прослужили они по восемь-девять лет срочной службы. На здоровье это отражалось, но мало ли что отражается на здоровье. Мы ничего для его поддержания не делали. Я никогда не слышал жалоб. Лодка всплыла, мы вышли на мостик и подышали. Раньше народ был не такой нежный. Служили в основном работяги. Когда я пришел на флот, только один матрос был с десятилеткой, а у остальных – пять-семь классов образования. Народ был крепче. При этом весь экипаж был дисциплинирован, о дедовщине мы даже не слышали.
- Поддерживать дисциплину личного состава приходилось вам, как командиру. Наказывали ли вы членов экипажа?
- Дисциплина строжайшая в отношении выполнения инструкций и команд. Но были случаи, что и в самоволку матросы ходили, кто-то мог выйти и напиться, люди есть люди. Но на лодке, в походе или при подготовке все железно. Любой, даже самый недисциплинированный матрос понимает, что команду надо выполнить, иначе будет всем плохо.
Всем все было понятно без слов. Я особенно никого не наказывал, у меня были прекрасные отношения с личным составом.
- У командира подводной лодки очень ответственная и напряженная работа. А как вы отдыхали?
- Конечно, была ответственность. Она есть и у командира, и у штурмана. Например, во время войны мы пошли в поход. Я помощник командира, я же штурман. В начале войны побережье возле военно-морских баз было минировано, там было выставлено восемь тысяч мин. И наши позиции были определены так, чтобы мы не попали на мину. Но если бы штурман допустил какие-то просчеты и ошибки, можно было и на минном поле оказаться.
На «Малютке» двухсменная вахта. То есть нужно было простоять либо на центральном посту, у перископа, либо на мостике вахту в 12 часов, плюс я, как штурман, был обязан вести прокладку, чтобы место лодки было известно в любую минуту. Прокладка должна вестись непрерывно, 24 часа. Даже когда я сменился с вахты, должен был этим заниматься. Плюс я был и шифровальщиком. Это совершенно секретная обязанность, которая отнимала очень много сил. Шифровка могла прийти в то время, когда я сменился с вахты и лег отдохнуть. Но нужно было брать и расшифровывать. Навыки в этом деле у меня были слабенькие, потому что я не специалист. Это утомляло и занимало много времени.
На счет отдыха на «Малютке»: на 18 человек экипажа – один маленький диванчик для командира подводной лодки и две подвесные койки между торпедными аппаратами в первом отсеке. Большая часть личного состава, отстояв вахту, бросала ватник на железную палубу и отдыхала так. Я как помощник командира отдыхал под штурманским столиком: лег, подложил под голову спасательный аппарат – вот и весь отдых. Усталость в походе была сильная, конечно. Условия на «Малютке» очень тяжелые, даже нельзя помыться. Правда, и автономность там всего 10-12 суток. А на средних лодках все проще: трехсменная вахта, у каждого матроса худо-бедно есть койка, у командира лодки – своя каютка, у помощника командира и замполита – место на диване. Условия проще, но и автономность 25-40 суток.
- Бывало ли вам страшно во время несения службы?
- В училище нас готовили по большей части для надводных кораблей. Для подводных лодок нас почти не готовили, это, конечно, большое упущение образовательного стандарта. Я пришел на лодку с приличными знаниями штурманского дела, артиллерии, но подготовка, касающаяся подводного плавания, была очень слабой. А когда мало что понимаешь – не так страшно. Через некоторое время я начал понимать, какие маневры внушают опасения. Во время войны с Японией на позициях не было столкновений с японскими кораблями, нас не бомбили, поэтому ничего очень страшного я не испытал.
- Переживали ли за вас супруга, члены вашей семьи?
- Своя семья появилась у меня в 1950 году. И жена относилась к моей профессии очень хорошо, она понимала необходимость пребывания на службе. Никаких трений в этом отношении не возникало, она понимала все. Тем более что в первый же год после свадьбы я уехал в Ленинград на годовые классы командиров подводных лодок. А оттуда меня отправили в село Ракушка в заливе Владимира. Там глухая тайга, это примерно 400 километров к северу от Владивостока.
Супруга, может, и волновалась, я не знаю. Виду она не показывала, и хорошо. Она была грамотным и сознательным человеком – врач высшей категории, 25 лет заведовала отделением оперативной гинекологии в железнодорожной больнице.
- Когда вы завершили службу, скучали ли по морю?
- В 1975 году я был уволен в запас, мне шел 52-й год. После 22 года я проработал старшим преподавателем, начальником цикла на военной кафедре в ДВГТУ. И скучать особенно не приходилось. Работал я до 1997 года, почти до 75 лет.
- Расскажите, пожалуйста, какие маневры проводил подводный флот Тихоокеанского флота во время войны с Японией? Или эта информация до сих пор является секретной?
- Лодки, которые воевали в Японском море, к 1955 году уже были порезаны на металлолом. Никакой секретности сейчас нет.
9 августа 1945 года 28 подводных лодок Тихоокеанского флота скрытно заняли заданные им позиции в центральной и северной части Японского моря. Южная часть Японского моря (южнее параллели 40 градусов и 50 минут) отведена в качестве операционной зоны американского флота. В Японском море действовали по согласованию флоты России и США. Лодки заняли позиции скрытно, для дизельных подводных лодок это означало, что в темное время суток они двигались в надводном, крейсерском положении с зарядкой аккумуляторных батарей. А в светлое время суток – в подводном положении, преимущественно на перископной глубине. Кроме того, соблюдался строжайший режим радиомолчания, т. е. подводные лодки не имели права без особо оговоренных случаев выходить в эфир.
28 подводных лодок – это много или мало для части Японского моря? С ходу и не скажешь, но все познается в сравнении. К примеру, 1 сентября 1939 года Гитлер развязал Вторую мировую войну нападением на Польшу. В это время немцам удалось развернуть в Атлантике 39 подводных лодок. Этого количества, распределенного на огромном пространстве, хватило, чтобы жестко блокировать Англию, которая жила за счет подвоза всего из своих доминионов и колоний. После того как англичане подали сигнал SOS, их союзники, американцы, выделили им на помощь 50 противолодочных кораблей – это очень много. И только после этого тиски жесткой блокады были разжаты.
В сравнении 39 и 28 подводных лодок – цифры сопоставимые, но акватории по площади очень различны. Даже из такого сравнения можно сделать вывод, что у нас в центральной и северной части Японского моря были развернуты огромные подводные силы, представляющие мощное противодействие японскому флоту. Кроме того, к концу войны с Японией в Японское море были дополнительно высланы две наши большие подводные лодки - Л-12 и Л-19. У них была особая задача. С их учетом было уже не 28, а 30 подводных лодок на части Японского моря.
Подводные лодки были развернуты в трех группировках. Основная группировка находилась юго-восточнее главной базы флота – это Владивосток - Находка, примерно в 70-120 милях от побережья. Задача этой группировки – защита главной базы флота от возможного воздействия надводных сил японского флота. Нельзя было допустить обстрел или высадку японского морского десанта. Опыт высадки Япония накопила за четыре года войны в Индийском и Тихом океанах с Англией и Америкой. Вторая группировка была развернута восточнее портов Северной Кореи, примерно в 25-30 милях от берега. Задача – прикрытие наших конвоев с десантами, которые шли из Владивостока к портам Северной Кореи, которые нужно было освободить от японских оккупантов, – это имело стратегическое значение. Третья группировка подводных лодок была задействована на севере для прикрытия конвоев с десантами, которые шли из района Совгавани для освобождения Сахалина.
Задачи всех подводных лодок – прикрытие, в том числе и морских коммуникаций в Японском море. Наша позиция – у западного побережья острова Сахалина. Режим плавания - в светлое время суток, а это 14-16 часов под водой. А ночью лодка принимала надводное положение с зарядкой батареи. В целях экономии электроэнергии под водой мы старались лежать «на жидком грунте».
15 августа Япония капитулировала, и все наши подводные лодки были возвращены на базу.
Эффект от пребывания подводных лодок обычно оценивается тем уроном, который нанесен противнику. В данном случае урон был незначительным: 30 подводных лодок утопили всего два японских транспорта и мотобот. Урона практически не было, тем не менее командование оценило действия подводных лодок хорошо.
Флот Японии за четыре года войны в Тихом и Индийском океанах понес значительные потери и был ослаблен. К тому же 6 и 9 августа американцы применили против Японии атомные бомбы, это потрясло страну, им было уже не до Японского моря. Была и третья причина: мудрые и опытные японские адмиралы понимали, что Японское море кишит большевицкими подводными лодками. Еще у нас было огромное преимущество в воздухе: на западе закончилась война, и на Дальний Восток были переброшены авиационные группировки. Если бы корабли японцев вошли в Японское море, то подводные лодки и авиация устроили бы им полнейший разгром. Поэтому флот противника не был введен в Японское море, топить нам было некого. Но свою главную задачу – по прикрытию конвоев с десантами и защите базы – подводные лодки выполнили.
При возвращении на базы нам устраивали торжественные встречи: был выстроен личный состав, играл оркестр. Нужно отметить, что одна подводная лодка за время войны с японцами погибла. Это была большая лодка Л-19. 22 августа она потопила японский транспорт, после чего ей была поставлена задача – форсировать пролив Лаперуза и выйти в океан. Это было нужно для решения государственного вопроса, в котором принимал участие лично Иосиф Виссарионович. Эта подводная лодка считалась лучшей на флоте по боевой подготовке. При форсировании пролива Л-19 погибла, предположительно, она подорвалась на мине. Пролив Лаперуза был очень плотно минирован японцами, там было выставлено 2000 мин. На этой лодке погибли три моих однокурсника, в числе которых был мой близкий друг лейтенант Вячеслав Козьмин.
